Николай Бурденко (в центре) во время эксгумации, 1943. Источник: bbc.com

Николай Бурденко (в центре) во время эксгумации, 1943. Источник: bbc.com

История катынской лжи

26 мая 2020
Александр Гурьянов
Идеи

Сперва СССР отрицал свою причастность к Катынскому преступлению, затем официально признал, что польских офицеров и заключенных расстрелял НКВД в 1940 году. Но значит ли это, что тема закрыта?

Благодарим общество «Мемориал» за возможность публикации статьи.

Катынское преступление — это не только бессудное убийство 14,5 тысяч польских военнопленных и 7305 узников тюрем по решению Политбюро ЦКВКП(б) от 5 марта 1940 года. Это еще и полувековая кампания дезинформации и фальсификации, которые Советский Союз распространял во всем мире и внутри страны. Эта кампания получила емкое название «катынской лжи». Принципиальный перелом в официальной позиции СССР наступил 30 лет назад — 13 апреля 1990 года, а в следующем году Советский Союз распался и проблема отношения к Катынскому преступлению была «по наследству» передана России.

Историю отношения СССР и России к Катынскому преступлению можно разделить на три основных периода: первый — с апреля 1940 года до объявления Германией об обнаружении могил в Катынском лесу в апреле 1943 года; второй — с апреля 1943 года до апреле 1990 года, когда СССР признался в совершении Катынского расстрела; и, наконец, третий период — с апреля 1990 года по настоящее время.

Расстрел

Первый период стартовал с началом расстрелов в апреле 1940 года. Военнопленных в течение полутора месяцев день за днем (иногда с небольшими перерывами) отправляли из Козельского, Осташковского и Старобельского лагерей к местам расстрела партиями (этапами) численностью от нескольких десятков до пяти сотен человек. Первый этап из Козельского лагеря был отправлен 3 апреля, из Осташковского лагеря — 4 апреля и из Старобельского лагеря — 5 апреля 1940 года

Сам расстрел проходил в режиме строгой секретности. За месяц до начала расстрельной операции центральный аппарат НКВД распорядился втайне от военнопленных прекратить их почтовую переписку с семьями. В лагерях пленники верили слухам, что они будут отправлены для передачи в нейтральные страны или в Германию. Надеясь на улучшение своей судьбы, они с нетерпением дожидались своей отправки с очередной партией. Не исключено, что эти слухи распространялись по указанию лагерных администраций, которые стремились не допустить какого-либо сопротивления пленников. Для более надежного успокоения пленников непосредственно перед тем, как очередная партия покидала лагерь, отправляемым вручали задержанные в марте письма и почтовые открытки от их семей.

Молчание

Сразу после завершения расстрелов военнопленных в мае 1940 года началась целенаправленная операция утаивания и дезинформации. На поступающие от семей запросы о местонахождении пленников, почтовая переписка с которыми оборвалась, Управление НКВД СССР по делам о военнопленных не отвечало вовсе, а на запросы Польского и Международного Красного Креста давались однотипные ответы через Союз обществ Красного Креста и Красного Полумесяца в СССР — об отсутствии сведений о запрашиваемом человеке.

После нападения Германии 22 июня 1941 года и тяжелых поражений Красной армии СССР был вынужден заключить союз с Великобританией и затем, 30 июля 1941 года, подписать договор с пребывавшим в Лондоне легитимным польским правительством в изгнании. В документе говорилось о восстановлении дипломатических отношений, признании недействительными советского-германских договоров 1939 года «касательно территориальных перемен в Польше», об освобождении всех польских граждан, находившихся в советских лагерях, тюрьмах и в ссылке, — военнопленных, заключенных, ссыльных и высланных (депортированных), — и о формировании польской армии на территории СССР для совместной борьбы с Германией.

После этого запросы о судьбе пропавших военнопленных стали поступать не только от их семей, Польского и Международного Красного Креста, но и от польского правительства и военного командования. Ответ был неизменен — «сведениями не располагаем». 3 декабря 1941 года, на личной встрече в Кремле с прибывшим в Москву польским премьер-министром генералом Владиславом Сикорским и командующим польской армией в СССР генералом Владиславом Андерсом, Сталин высказал предположение, что пленные офицеры, возможно, сбежали в Манчжурию.

Фальсификация

Однако, как только 13 апреля 1943 года берлинское радио сообщило об обнаружении в районе Смоленска массовых захоронений расстрелянных польских офицеров, почти тут же (15 апреля) последовало официальное заявление Совинформбюро о том, что польские военнопленные, находившиеся на строительных работах западнее Смоленска, «попали в руки немецко-фашистских палачей летом 1941 года, после отхода советских войск из района Смоленска».

Фактически произошло саморазоблачение: вся предыдущая советская ложь об отсутствии сведений о пропавших пленниках была опровергнута новой ложью — об их нахождении накануне нападения Германии в районе Смоленска и о том, что их казнили немцы.

Так начался второй, самый длительный этап советской дезинформации и фальсификации.

После освобождения района Смоленска Красной армией в конце сентября 1943 года версия убийства польских военнопленных немцами была развита и закреплена в виде официального «Сообщения Специальной комиссии по установлению и расследованию обстоятельств расстрела немецко-фашистскими захватчиками в Катынском лесу военнопленных польских офицеров», подписанного 24 января 1944 года председателем комиссии академиком Николаем Бурденко и всеми ее членами.

При этом после освобождения Смоленска и до создания комиссии Бурденко, в течение трех месяцев, начиная с октября 1943 года, в Смоленске и в районе Катынского леса работали специально командированные из Москвы чекисты — работники НКВД и НКГБ СССР. Они готовили для будущей комиссии фальсифицированные «доказательства» ответственности германских властей за расстрел польских офицеров — в частности, материалы, якобы неопровержимо доказывающие, что пленные были убиты осенью 1941 года, когда этот район уже находился под немецкой оккупацией. Были подготовлены лжесвидетельства об этом запуганных чекистами местных жителей, в том числе тех, кто за несколько месяцев до этого давал немцам совсем другие показания.

Кроме того, в карманы мертвых польских пленников, перезахороненных в ходе весенней немецкой эксгумации во вторичные братские могилы в Катынском лесу, были подложены разные бумаги, датированные 1941 годом. Это должно было доказывать, что они были убиты не весной 1940 года, как утверждали немцы, а осенью 1941 года. Позже эти подложные документы были извлечены в ходе эксгумации, проведенной под эгидой Комиссии Бурденко, и использованы как доказательства в официальном «Сообщении…» этой комиссии.

Одним из «коронных» доказательств в «Сообщении…» комиссии Бурденко стала поддельная запись, сделанная чекистами в найденном ими блокноте довоенного смоленского адвоката Бориса Меньшагина, которого оккупационные германские власти летом 1941 года назначили бургомистром Смоленска и который в сентябре 1943 года отступил из Смоленска вместе с немцами. Другим доказательством стало лжесвидетельство оставшегося в районе Смоленска после отступления германской армии заместителя бургомистра Бориса Базилевского (по специальности профессора астрономии!), якобы узнавшего от Меньшагина о расстреле поляков немцами в сентябре 1941 года.

Неубедительная версия

Для легализации на мировой арене своей версии, основанной на «Сообщении…» комиссии Бурденко, СССР попытался использовать Международный военный трибунал, судивший в 1945-1946 годах в Нюрнберге главных нацистских военных преступников. Трибунал был учрежден странами, победившими во Второй мировой войне — Советским Союзом, Великобританией, Соединенными Штатами и Францией. «Сообщение…» было представлено в качестве доказательства расстрела польских военнопленных в Катынском лесу немцами, и этот расстрел был внесен в официальное обвинительное заключение, по которому Трибуналу предстояло вынести окончательный приговор.

Советский расчет был на то, что, согласно Уставу Международного военного трибунала, правительственные материалы стран-учредителей о фактах нацистских преступлений должны были приниматься как уже доказанные, без верификации Трибуналом. К тому же полномочия Трибунала были жестко ограничены — он мог рассматривать деяния только нацистской Германии.

Однако, несмотря на протесты советской стороны, адвокатам обвиняемых германских преступников удалось добиться решения Трибунала о заслушивании свидетелей по катынскому делу. На слушаниях перед Трибуналом, прошедших с 1 по 3 июля 1946 года, свидетели со стороны германских адвокатов дали четкие показания, убедительно опровергающие советскую версию, а выступления свидетелей со стороны обвинения (одним из них был Борис Базилевский, снова изложивший сообщение Меньшагина) были настолько неубедительны, что в окончательный приговор, вынесенный Международным военным трибуналом, расстрел польских военнопленных в Катынском лесу не попал.

Десятилетия лжи

Тем не менее, руководство СССР на протяжении последующих десятилетий упорно внедряло за рубежом и внутри страны версию о том, что польских офицеров в Катынском лесу расстреляли немцы осенью 1941 года. При этом довольно цинично делалась ссылка на Международный военный трибунал! Очевидно, это стало возможным благодаря тому, что Трибунал в 1946 году не вынес никакого формального постановления о том, что Катынский расстрел не будет включен в окончательный приговор.

Советское руководство активно скрывало улики, которые могли бы поставить под сомнение официальную версию. Например, когда в 1969 году под Харьковом подростки случайно обнаружили массовое захоронение польских военнопленных, КГБ принял решение уничтожить следы, залив в землю большое количество едкого натра.

Звучащие же на Западе утверждения о расстреле польских военнопленных советскими органами объявлялись в официальных демаршах СССР «инсинуациями геббельсовской пропаганды» и «гнусными измышлениями, пущенными в ход нацистами».

Признание

Советский Союз признал вину только через полвека после казни польских военнопленных. 13 апреля 1990 года было опубликовано официальное заявление ТАСС о «непосредственной ответственности за злодеяния в Катынском лесу Берии, Меркулова и их подручных», а сами злодеяния квалифицировались в нем как «одно из тяжких преступлений сталинизма».

Начался третий период истории отношения СССР (а вскоре уже — только России) к Катынскому преступлению.

В том же 1990 году Главная военная прокуратура приступила к расследованию уголовного дела по факту расстрела польских пленных, и в первые годы работы следственная группа военных прокуроров достигла впечатляющих результатов.

В процессуальном порядке были установлены достоверно неизвестные прежде места захоронений расстрелянных польских военнопленных из Старобельского и Осташковского лагерей — на окраине Харькова и близ села Медное. Следственной группе удалось установить инициаторов, организаторов и участников расстрельной операции НКВД 1940 года, найти и допросить некоторых из них, включая бывшего начальника Управления НКВД по делам военнопленных Петра Сопруненко и бывшего начальника Управления НКВД по Калининской области Дмитрия Токарева. Именно тогда удалось предметно разоблачить фальсификацию «доводов» и «свидетельств», положенных в основу «Сообщения…» комиссии Н.Н.Бурденко.

В 1992 году по распоряжению президента Бориса Ельцина было обнародовано решение Политбюро ЦКВКП(б) от 5 марта 1940 года и другие документы, изобличающие верховную власть СССР — Иосифа Сталина и членов Политбюро ЦК ВКП(б) — в том, что это они распорядились расстрелять польских военнопленных и заключенных. Признание совершения Катынского преступления Советским Союзом закреплено специально принятым заявлением Государственной Думы Российской Федерации от 26 ноября 2010 года.

Двойственная позиция

Означает ли это, что «катынская ложь» в России преодолена и отброшена? Формально — да: российские власти вот уже 30 лет не обвиняют «немецко-фашистских захватчиков» в расстреле польских военнопленных и признают ответственность сталинского режима за «Катынскую трагедию».

Да и, что ни говори, сделанное 13 апреля 1990 года признание совершения злодеяния Советским Союзом и того, что его жертвами пали многие тысячи польских граждан, стало подлинным прорывом (пусть даже в масштабе одной только нашей страны — ведь остальной мир в «катынскую ложь» по сути никогда так и не поверил)!

С другой стороны, однако, есть явное противоречие: несмотря на официальную позицию государства, современная российская прокуратура и поддерживающие ее российские суды отказались признать жертвами Катынского преступления кого-либо из поименно названных расстрелянных польских военнопленных. В Главную военную прокуратуру поступали Заявления о реабилитации ряда конкретных пленников в порядке действующего закона «О реабилитации жертв политических репрессий». Их фамилии, имена, отчества и годы рождения значатся в ведомственных документах, произведенных НКВД СССР в ходе расстрельной операции 1940 года, но прокуратура отказывается не только подтвердить политический мотив казни, но и признать сам факт гибели этих людей!

Фактически со стороны российского государства это означает стремление к забвению памяти о расстрелянных, удержание их в статусе анонимной массы безымянных жертв; это означает намерение вытеснить из российского общественного сознания память о Катынском преступлении. Ведь если жертвы анонимны, то и злодеяние будет восприниматься как отвлеченная абстракция.

Противодействие

При этом не прекращаются поддерживаемые государством усилия ослабить общественное восприятие вопиющей тяжести Катынского преступления. Это делается путем создания своего рода «анти-Катыни» — ссылками на то, что расстрел польских военнопленных в 1940 году якобы мог быть возмездием за гибель красноармейцев, попавших в плен в ходе польско-советской войны 1919–1920 годов, — что не находит какого-либо подтверждения в архивных документах.

На самом деле нет никакой необходимости строить догадки о мотиве, которым руководствовались Сталин и его приспешники, вынося смертный приговор польским военнопленным и заключенным тюрем, ибо этот мотив предельно четко сформулирован в письме наркома НКВД СССР Лаврентия Берии в ЦК ВКП(б), ставшем основой для решения Политбюро от 5 марта 1940 года — казнить этих людей необходимо, так как «…все они являются закоренелыми, неисправимыми врагами советской власти…».

К попыткам «уравновешивания» советского злодеяния относится также сохранение в Государственном мемориальном комплексе «Катынь», рядом с мемориальным кладбищем казненных в 1940 году пленных польских офицеров, памятной плиты, посвященной якобы совершенному немцами в 1943 году расстрелу более 500 советских военнопленных — расстрелу, которого на самом деле не было: о нем повествует только лжесвидетельство, помещенное в «Сообщении…» комиссии академика Н.Н.Бурденко.

Виновные

Следствие Главной военной прокуратуры по «катынскому делу» было прекращено в 2004 году за смертью виновных. Прокуратура отказалась назвать их имена, сославшись на засекречивание материалов дела: сообщено было только, что это работники руководящего состава НКВД СССР. Вскоре стало очевидно, что виновными признаны лишь четыре человека — нарком НКВД Берия и члены «тройки», назначенной решением Политбюро от 5 марта 1940 года для оформления смертных приговоров польским военнопленным и заключенным тюрем: заместитель наркома НКВД Всеволод Меркулов, начальник Главного экономического управления НКВД Богдан Кобулов и начальник 1-го спецотдела НКВД Леонид Баштаков. Их деяния ГВП квалифицировала по ст. 193-17 Уголовного кодекса РСФСР, действовавшего в 1940 году, — как превышение власти лиц начальствующего состава Рабоче-крестьянской Красной армии.

Тем самым главные виновники — Сталин и члены Политбюро, распорядившиеся казнить польских граждан и поставившие свои подписи прямо поверх текста письма Берии (либо сообщившие о своем одобрении) — выведены российской прокуратурой из-под ответственности за злодеяние. Виноваты якобы только несколько высокопоставленных чекистов, превысивших данные им полномочия. Таким образом, фактически они обвинены в самоуправстве, а Сталин и его приспешники не при чем!

Имена и биографии 133 исполнителей преступления — от руководителей и организаторов «катынской» операции НКВД до рядовых расстрельщиков и шоферов, вывозивших тела казненных польских военнопленных, — установлены документально и опубликованы, в частности, в книге Никиты Петрова «Награждены за расстрел. 1940». Но и их прокуратура виновными не признала, следуя, по-видимому, противоправному убеждению, что выполнение подчиненными преступного приказа не влечет для них никакой ответственности.

Что это значит?

Все перечисленные элементы официальной позиции государственных органов фактически идут вразрез с первоначальными шагами 1990-х годов по признанию ответственности СССР за Катынское преступление и свидетельствуют о глубоком нравственном и правовом неблагополучии российского государства. Разрешение на правовом поле нашей внутрироссийской «катынской проблемы» могло бы стать одним из признаков заботы о будущем страны.

На текущий момент часть материалов расследования Главной военной прокуратуры остается засекреченной. Юридическая оценка, данная катынскому расстрелу российским государством, сводится к гротескной квалификации по статье 193-17 Уголовного кодекса, действовавшего в 1940 году. Сталин и члены Политбюро, принявшие решение от 5 марта 1940 года (Ворошилов, Молотов, Микоян, Калинин и Каганович) остаются формально невиновными, как и руководители, организаторы и исполнители расстрельной операции НКВД. Имена и места захоронения части польских граждан, погибших в результате расстрела, не установлены; сами они не реабилитированы по российскому закону «О реабилитации жертв политических репрессий».

10 лет назад, 5 марта 2010 года Международный Мемориал выпустил публичное обращение к тогдашнему президенту Дмитрию Медведеву с призывом исправить это положение вещей. Деятельной реакции на это обращение не последовало до сих пор.

Благодарим общество «Мемориал» за возможность публикации статьи из журнала «Уроки истории».

Читайте также