Сегодня трудно себе представить Польшу без НАТО и НАТО без Польши. Двойной юбилей — 70-летие самого альянса и 20-летие вступления в него Польши, Чехии и Венгрии — это хороший повод подвести итоги прошедших лет: как менялся сам альянс и вместе с ним — польское представление о безопасности в Европе. Эксперты, изучающие НАТО, обычно в таких случаях пересказывают историю международных кризисов, анализируют решения очередных саммитов и смотрят на соотношение сил между блоком и его оппонентами, в первую очередь России.

Мы же предлагаем посмотреть на прошлое и будущее НАТО, не углубляясь в документы, названия военных операций или описание споров и кризисов. Сосредоточимся не столько на самом альянсе и Польше в нем, сколько на их роли в Европе после 1990 года.

***

Чтобы понять, в каком положении сейчас находятся Польша и НАТО, нужно оглянуться назад. Геополитическое мышление, царящее сейчас в России и в определенных кругах в Польше, заставляет нас смотреть на альянс как на механизм сохранения баланса сил в Европе. Если представить себе карту, иллюстрирующую этот подход, Европа была бы разделена на два блока: с одной стороны — американская зона цвета navy blue, которую символизирует НАТО, с другой — окрашенная красным цветом зона влияния Российской Федерации. Это как вид на Землю из космоса: видны материки и океаны, но не люди и решения, которые они принимают.

В общем, взгляд на мир через призму геополитики увлекателен для стороннего наблюдателя, но неудобен для экспертов и опасен для политиков. Анализ действительности подменяется теорией, которая представляет собой лишь одну из вариаций на тему политического дарвинизма, использующего образ борьбы за выживание в мире природы как модель описания международной политики.

В этой парадигме НАТО неизбежно находится в конфликте с Россией, а Россия, в свою очередь, должна готовиться к войне с ним. Между двумя цветами на карте нет места для других оттенков, каждой стране необходимо влиться в команду одного из двух игроков или же стать жертвой геополитического противостояния.

С точки зрения многих россиян, Польша, входя в блок, сознательно присоединилась к антироссийской коалиции, а с перспективы Польши, соответственно, вхождение в НАТО было единственным способом избежать российского доминирования.

Такова теория, которая определяет польско-российский спор вокруг НАТО. А как выглядела и выглядит сейчас практика? Чтобы в этом разобраться, попробуем в общих чертах рассмотреть несколько ролей, которые играет НАТО.

НАТО: защитник Европы

Начнем с принципиального вопроса. НАТО — это военный блок, целью которого является защита от агрессии со стороны России (а прежде — СССР). Для многих поляков эта функция, закрепленная в статье V Вашингтонского трактата, определяет большое значение альянса. Такое отношение, вполне естественное для народа, который большую часть последних двух веков не имел независимого государства, сильно упрощает и историческую, и современную роль блока.

Во-первых, контекст, в котором был подписан Вашингтонский договор в 1948-49 годах, — это не только угроза прямой агрессии со стороны СССР. Для того, чтобы ее предотвратить, хватило бы американских дивизий, размещенных вдоль Эльбы. Во Франции, Великобритании и странах Бенилюкса больше боялись другого — рецидива немецкого национализма, который в течение почти 80 лет трижды (Франко-прусская война, затем Первая и Вторая мировая) нарушал мир в Европе. Еще в 1946 году Франция и Великобритания заключили в Дюнкерке оборонительный союз против Германии. Гарантируя присутствие США на континенте, НАТО должно было прежде всего защищать Западную Европу от нее самой. Среди создателей Вашингтонского договора, большинство из которых начинало свою профессиональную карьеру в 20-е годы ХХ века, была сильна память о Лиге Наций, чей авторитет был лишен американской поддержки (в 1920 году Конгресс отказался ратифицировать документ, созданный президентом Вудро Вильсоном).

Во-вторых, угроза со стороны СССР была связана не столько с мощью Красной армии, сколько с влиятельностью коммунистической идеологии в разрушенной Европе. В Италии и Франции, например, коммунистические партии пользовались огромной поддержкой. То, чего Советский Союз добивался в Центральной и Восточной Европе путем террора, в Западной могло произойти в результате демократических выборов. Именно в этой ситуации возник план Маршалла, который стал не только маховиком возрождения промышленности в Европе, но и фундаментом для европейской интеграции. Без политической поддержки США не возникло бы Европейское объединение угля и стали, а впоследствии — Европейское экономическое сообщество. Североатлантический союз, таким образом, имел в первую очередь политический характер: его задачей было стабилизировать и зафиксировать послевоенное устройство, границы и принципы которых признали две крупнейшие армии.

Так, по сути, и происходило: начиная с блокады Берлина Сталиным на рубеже 1948-49 годов, которая закрепила разделение Германии, затем — восстание в Восточном Берлине в 1953 году, интервенция Красной армии в Венгрию в 1956 году, постройка Берлинской стены в 1961 году, вторжение войск стран Варшавского договора в Чехословакию в 1968 году, и вплоть до объединения Германии в 1989 году — НАТО всегда было блоком, поддерживающим статус-кво, а не пытающимся его изменить. Это, конечно, не соответствовало ожиданиям многих восточноевропейцев, в том числе поляков.

Причиной этого было (и до сих пор остается) именно то, что цель НАТО — недопущение масштабного конфликта в Европе, а не победоносные кампании. Американская политика в отношении альянса, а тем самым и Европы, была обусловлена глобальным соперничеством с Советским Союзом. Прямое столкновение привело бы к ядерной войне, а этого не хотела ни одна из сторон.

То, как был написан североатлантический договор, также указывает на большую сдержанность в отношении перспективы вооруженного конфликта. Статья IV накладывает на союзников обязанность развивать собственный потенциал. Связанная с ней статья V оставляла им, вопреки требованиям европейцев, свободу в принятии решения об оказании военной помощи. Никто, кому угрожала бы война, не может рассчитывать на автоматическую военную помощь США. В свою очередь, статья VI ограничивала территорию действия договора пространством на север от тропика Рака, чтобы не допустить участия НАТО в колониальных войнах и американско-советского соперничества в Африке и Азии.

Иными словами, милитарная функция была лишь дополнением к главной, политической роли альянса. Сама его военная структура начала создаваться лишь после вступления Западной Германии в 1955 году, а полностью сформировалась в 60-е годы. Проблема недостаточных вложений европейских союзников в вооружение, которую ставит ребром Дональд Трамп, и попытки убедить конгресс, что безопасность Европы финансирует американский налогоплательщик, пока сама она сосредоточена на развитии торговли и экономики — все это старо как первый саммит НАТО в Париже в 1957 году.

НАТО: архитектор порядка

Конец холодной войны и девяностые годы принесли перемены, которых никто не ожидал. С перспективы Польши важнейшим событием было, разумеется, вступление в блок бывших стран соцлагеря и трех недавних советских республик: Литвы, Латвии и Эстонии. Для России этот шаг бывших союзников также стал переломным моментом в дискуссии о европейской безопасности. Противодействие этому процессу, как и решению НАТО о военном вторжении в Боснию и Косово, стало одной из стратегический целей российской дипломатии в период президентства Бориса Ельцина.

Когда пала Берлинская стена, в центре дискуссии о будущем НАТО снова оказался немецкий вопрос. Решение о сохранении объединенной Германией членства в НАТО и ЕС открыло дорогу для расширения обеих структур, хотя Джордж Буш, Гельмут Коль и Михаил Горбачев, принимая решение об объединении Германии, не могли себе представить его последствий.

Мы не будем здесь описывать историю расширения, однако стоит напомнить две вещи. Во-первых, расширение НАТО в начале девяностых казалось еще более абсурдной идеей, чем постройка «общего европейского дома» от Владивостока до Лиссабона, о которой шла речь в совместной декларации Горбачева и Коля в июне 1989 года. После распада Организации Варшавского договора, а затем и Советского Союза, и падения коммунизма как идеи и экономической системы, главная цель Североатлантического альянса оказалась неактуальной. Прием новых участников был, таким образом, не только бессмысленным, но и контрпродуктивным с точки зрения задач, которые ставила эпоха.

Во-вторых, у потенциальных членов не было никаких активов, которые имели бы ценность для блока. Их экономики были на грани банкротства. Их вооруженные силы, хоть и многочисленные, не обладали профессионализмом и техникой, которые соответствовали бы стандартам НАТО. Их внутренние проблемы, расположение на периферии распадающейся советской империей, сложная этническая ситуация и кровавое прошлое — все это также выглядело весьма непривлекательно. Охват такого региона гарантиями безопасности был бы чреват в лучшем случае огромными политическими и военными потерями, а в худшем — самоубийством союза, который, как мы уже говорили, должен был поддерживать стабильность, а не подрывать ее, рискуя вовлечением союзников в войну.

Почему же, тем не менее, расширение НАТО все-таки произошло? Тут мы подходим к ключевому моменту, который сформировал блок в его современном виде, но одновременно стал источником большого недопонимания.

Перед лицом войны на Балканах и слабости новых демократий в Восточной Европе Западу не удалось найти лучшего решения, чем включение Польши, Чехии и Венгрии в НАТО. План создания панъевропейской системы безопасности с опорой на реформированную и усиленную ОБСЕ оказался слишком гипотетическим, в то время как ситуация требовала решительных политических и военных шагов.

Бомбардировки в Боснии и Косове, ставшие реализацией принципа «out of area or out of business» — если НАТО не адаптирует свою миссию к новой реальности, то перестанет существовать — не были, однако, политическим успехом. Они породили сильные противоречия внутри блока. Реакцией на это стала новая политика ЕС, начало которой было положено британско-французским соглашением в Сен-Мало о развитии Европейской политики безопасности и обороны (декабрь 1998 года). Евросоюз в очередной раз заявил о готовности быть независимым игроком на поле политики безопасности в Европе. Впрочем, эта независимость в Лондоне, Париже и Берлине понималась по-разному.

Возможно, если бы Западная Европа не жонглировала балканским вопросом, то интервенция НАТО во главе с США не была бы необходима. И аналогично — если бы разговоры о вхождении Польши, Чехии и Венгрии в Евросоюз не растянулись бы на все 90-е годы, вопрос расширения североатлантического союза не стоял бы так остро. Может быть, процесс пошел бы совсем иначе? Когда в 1994 году администрация Билла Клинтона предлагала программу «Партнерство во имя мира» — военно-технического сотрудничества НАТО со странами-кандидатами — их целью было не ускорить расширение блока, а избежать его.

Помимо конфликта в Боснии и нерешительности Евросоюза в вопросе приема новых членов (решение о расширении ЕС было принято в Хельсинки только в декабре 1999 года) сыграло роль также постоянное давление (на грани шантажа) со стороны Польши — президент Лех Валенса грозил отказом от «Партнёрства во имя мира», если за ней не последует членство в альянсе. Все это подтолкнуло американскую администрацию к открытию НАТО. Ценой такого решения стал рост напряжения в отношениях с европейскими союзниками, а заметное невооруженным глазом несоответствие Польши, Чехии и Венгрии военно-техническим критериям членства пришлось проигнорировать.

Как писал Джеймс Голдгейер в «Not whether, but when. The US decisions to enlarge NATO» (Не если, а когда. Решения Соединенных Штатов по расширению НАТО) — лучшей книге, показывающий взгляд на эти события из-за американских кулис, — во всей этой истории нет такого момента, когда Билл Клинтон принял решение о включении в альянс новых членов. Был процесс, который форсировала группа сторонников, и опасения, что это приведет к росту социально-экономической и этнической напряженности в Центральной и Восточной Европе.

А что же Россия? С польской точки зрения сутью расширения была статья V, которая позволила бы использовать войска, чтобы «отпугивать» Россию от региона. Для России вхождение в НАТО бывших членов Организации Варшавского договора было доказательством враждебных намерений альянса, особенно США, и ставило крест на возможности сотрудничества в области европейской безопасности. Для самого НАТО оба этих вопроса были второстепенны.

Принимая Польшу, Чехию и Венгрию в марте 1999 года, западные политики отдавали себе отчет в том, каковы польские надежды и российские опасения, но решили деликатно их проигнорировать. В итоге блок был расширен небывалым для него образом. С одной стороны, России предложили политическое сотрудничество в виде создания Совета Россия-НАТО. С другой стороны, новым членам обещали защиту в виде обязательств по обороне, но одновременно приняли решение не переносить военную инфраструктуру на восток и не проводить совместные учения на территории новых стран-членов. Та же самая модель впоследствии применялась при вхождении в НАТО стран Балтии, Словакии, Болгарии, Румынии, Хорватии и Черногории.

В итоге НАТО перестало быть эксклюзивным западноевропейским клубом, объединенным идеей совместной защиты и доминирования американской политики в Европе. Оно оказалось скорее защитником сирых и убогих, ставящим своей целью поддержание стабильности в Европе, чем жадным хищником, который стремится схватить добычу и закрасить своим цветом новый кусок карты.

НАТО: источник силы

Условия, на которых произошло расширение блока, были восприняты в Польше негативно. Она рассчитывала на членство в союзе, которого будет бояться Россия, а такой союз как раз отходил в прошлое. Польское участие в интервенции в Ирак и Афганистан было, таким образом, попыткой выстроить «стратегическую взаимность» в ситуации, когда военных сил альянса, в первую очередь США, на территории Польши не было. Взамен за участие в союзнических операциях польское правительство ожидало поддержки в модернизации вооруженных сил страны и дислокации сил союзников в стране.

Эта стратегия не только не принесла результата, но и в итоге обернулась глубоким разочарованием, когда Польша не получила от Америки и НАТО желаемого «вознаграждения». Афганистан и особенно Ирак стали для поляков символами политической наивности. И сейчас часто приходится слышать мнение — сложно сказать в отсутствие исследований, насколько оно доминирует, — что участие в этих операциях было ошибкой. Впрочем, с военной точки зрения кампании оказались полезными, поскольку благодаря им начались реальные реформы вооруженных сил.

Хотя после этого попытки изменить политику НАТО и вернуть ему традиционную роль военного союза на восточном фронте продолжались, в реальности на успех никто не рассчитывал. Польша все больше вовлекалась в европейскую политику. Членство в Евросоюзе и растущее в связи с ним чувство «цивилизационного аванса» на фоне бесконечных проблем в Ираке и Афганистане отодвигало на второй план вопросы, связанные с альянсом.

Одновременно росла роль Польши в НАТО — это происходило по мере того, как улучшалось экономическое положение страны. ВВП Польши в 1999 году, когда она входила в НАТО, составлял 169,7 млрд долларов, в 2018 году — 586 млрд. С точки зрения расходов на оборону, предусмотренных альянсом (2 процента) это значит, что присоединяясь к НАТО Польша могла предназначить на эти цели около 3,4 млрд долларов, сейчас же — около 10,5 млрд.

В свою очередь, польский ВНП на душу населения пересчитанный по паритету покупательной способности, который в 2000 году составлял 10.650 долларов, к 2018 году утроился и составил 30.960 долларов. В значительной части этот рост связан с включением польской экономики и бизнеса в евросоюзные структуры и с доступом к общему рынку. По подсчетам министерства финансов, дебетовое сальдо денежных трансфертов из ЕС в Польшу составляло до 2004 года 107 млрд евро.

Благодаря членству в Евросоюзе поляки впервые за многие поколения почувствовали, что им есть, что терять, что они уже не изгои Европы, зажатые между Германией и Россией, а общество успеха. Такое осознание рождает потребность в стабилизации, в том числе и политической. В начале нынешнего десятилетия польская внешняя политика и политика безопасности стала переориентироваться с изменений на сохранение статус-кво.

Первой ласточкой нового подхода к НАТО стало принятое в 2011 году решение правительства Дональда Туска о неучастии Польши в конфликте в Ливии совместно с французско-британской коалицией. Кроме того, некогда активное требование включения Украины в НАТО перестало быть реальным проектом: отсутствие решимости со стороны самих украинцев и нежелание альянса изменили отношение Варшавы. Польской реакцией на российскую агрессию в Грузии стало, с одной стороны, согласие на установку «американского щита» в польском Редзиково (система ПРО), а с другой — просьба увеличить присутствие на востоке Евросоюза.

Созданное в мае 2009 года Восточное партнерство стало лучшим доказательством демилитаризации польского мышления и поворота в сторону политического и экономического сотрудничества. Введение малого приграничного движения между Польшей и Калининградом (существовало с 2012 по 2016 год - прим.ред.) показывало, что польская сторона перешла к новому типу отношений. Целью было уменьшение политического напряжения и соответствие подходу, преобладающему в Европе.

Парадокс, который сейчас можно наблюдать в Европе, в регионе и в польско-российских отношениях, заключается в том, что процесс расставания польской политики с травмами прошлого, отход от биполярного взгляда на действительность ради попытки выстроить взаимопонимание пал жертвой проекта, целью которого было продвижение экономических интересов ЕС в Украине, Молдове, Грузии и Армении.

Если бы в 2009 году кто-то сказал, что экономическое сотрудничество, фитосанитарные нормы и отмена таможни могут привести к кризису и войне, его бы никто не воспринял всерьез. От Лиссабона до Вильнюса все знали, что разжигание конфликта могут спровоцировать усилия по расширению НАТО, но никак не политика Евросоюза.

Подобным образом, по всей видимости, думали и политические элиты России. Восточное партнерство воспринималось как очередной проект Брюсселя, который останется на бумаге и не будет иметь реального влияния на ситуацию в Европе. Однако оказалось, что страх потери рынка и политического влияния был большей проблемой, чем перспектива военного сотрудничества Украины с НАТО. Ведь последняя не привела к разжиганию войны.

Аннексия Крыма и агрессия России на Востоке Украины отбросили ситуацию с безопасностью в Европе на два световых года назад. Для Польши это означало — очередной парадокс! — изменение подхода НАТО к военному присутствию в регионе. Идея постоянного присутствия союзников, расширения баз и возвращения сути статьи V в стратегической концепции НАТО стала, к удивлению большинства наблюдателей и европейских политиков, воплощаться в жизнь.

Можно сказать, что своей агрессией в Украине Россия завершила процесс расширения Североатлантического союза, придав ему по прошествии почти двух десятилетий военный характер. Аналогичным образом энергетическая политика России привела к диверсификации источников снабжения газом и нефтью в регионе.

Война в Украине также вернула интерес и поддержку НАТО в Польше. В течение первых нескольких месяцев 2014 года, как показывают опросы общественного мнения, количество людей, одобряющих членство Польши в альянсе, увеличилось с 62 до 81 процента. Большинство из тех, кто сменил точку зрения, раньше принадлежали к числу безразличных.

И, наконец, без войны в Украине не было бы возможно возрождение польско-американского сотрудничества. Благодаря своему положению, сильной экономике и оборонному бюджету Польша снова оказалась в числе государств, способных привлечь к себе внимание Вашингтона. Сейчас не осталось и следа от споров об Ираке и Афганистане, зато есть высокие шансы на более длительное присутствие американских войск в Польше и потепление политических отношений.

Однако было бы ошибкой считать, что Польша возвращается во времена, когда политическую жизнь определяла гонка вооружений и соперничество за сферы влияния. Сейчас повторение ситуации 2003 года с войной в Ираке и участие Польши в военной кампании США (на сей раз в Иране) кажется невозможным. Ценой такого решения стал бы глубокий кризис во внутренней политике.

Польша, к собственному удивлению, начинает все больше напоминать своих западных соседей, то есть смотрит на Североатлантический договор как на политический инструмент. Несмотря на риторику и эмоции, она становится осторожнее, лучше понимает суть стоящих перед ней вызовов и поэтому не склонна к риску. И в этом — огромная заслуга ее членства как в НАТО, так и в Евросоюзе.

Перевод Валентины Чубаровой