Евгений Сосновский. Источник: личный архив героя

Евгений Сосновский. Источник: личный архив героя

«Я вышел во двор и увидел, что все дома вокруг сожжены». История фотографа из Мариуполя

Образы

В начале мая Евгений Сосновский опубликовал фотографии дневника восьмилетнего сына его знакомой — их се́мьи, прячась от российских бомб, жили в одном из мариупольских подвалов. Публикуем рассказ фотографа о том, что они пережили, и о Мариуполе — каким он был и каким стал.

Мариуполь… Город у моря , в котором я родился и прожил все свои 57 лет. Еще совсем недавно это был промышленный провинциальный город, в котором мало что изменилось со времен СССР. Ну разве что еще больше обветшали некогда красивые дома, заросли заброшенные парки, а по разбитым городским дорогам ездили не комфортные муниципальные автобусы и троллейбусы, а полуразваленные частные маршрутки. Мариуполь редко мелькал в сводках новостей. Не представлял он особого интереса и как культурный центр. И даже то, что это приморский город, не очень привлекало любителей пляжного отдыха, так как практически в центре Мариуполя, на берегу моря, находился завод «Азовсталь» — одно из крупнейших металлургических предприятий Украины.

Мариуполь. Фото: Евгений Сосновский
Мариуполь. Фото: Евгений Сосновский

В 2014 году о Мариуполе заговорили не только по всей Украине , но и далеко за ее пределами. Город стал последним форпостом на пути российской армии, вторгнувшейся тогда на территорию Украины. В 2014-м Мариуполь удалось отстоять. И не в последнюю очередь — благодаря самим горожанам, которые не боялись выходить на улицы с украинскими флагами и открыто демонстрировать свою проукраинскую позицию, показывая, что Мариуполь — это Украина. Они активно помогали украинским военным, рыли окопы, сами брали оружие в руки и шли воевать.

Мариуполь. Фото: Евгений Сосновский

Можно с уверенностью сказать , что если бы в 2014 году Мариуполь оказался в составе так называемой днр, то о каком-либо его развитии не могло бы быть и речи. В этом можно убедиться, глядя на сегодняшний Донецк, некогда цветущий, активно развивающийся областной город.

Но Мариуполю была отведена совершенно другая роль. Он стал своего рода витриной украинского Донбасса и Приазовья. На его примере Украина показала , что такое проукраинский и европейский вектор развития. За последние годы Мариуполь очень изменился: из провинциального городка он превратился в современный город с красивыми отреставрированными зданиями, площадями, парками, фонтанами, IT-хабами, благоустроенными пляжами. Город стал центром проведения всеукраинских и международных музыкальных, театральных и книжных фестивалей, которые привлекали большое число участников и гостей. Мариуполь приобретал популярность и среди туристов, у него появился свой уникальный и узнаваемый бренд.

Мариуполь. Ноябрь , 2018. Фото: Евгений Сосновский
Мариуполь. Сентябрь , 2020. Фото: Евгений Сосновский
Мариуполь. Ноябрь , 2020. Фото: Евгений Сосновский
Драматический театр в Мариуполе. Фото: Евгений Сосновский
Мариуполь. Фото: Евгений Сосновский
Театральная площадь в Мариуполе. Сентябрь , 2020. Фото: Евгений Сосновский

Начиная с 2014 года я активно снимал все самые значимые события , происходящие в Мариуполе, и старался через фотографии показать, как сражался город с «русским миром», как зарождался новый, современный Мариуполь. Так появились мои фотопроекты «Такие красивые люди» и «Такой красивый город», героями которых стали жители нашего города и он сам. Мне нравилось брать фотоаппарат и отправляться в пешую прогулку по улицам. Я любил снимать наше Азовское море, любил снимать жителей Мариуполя. Я любил город таким, какой он был. У него было большое и интересное будущее.

Площадь свободы в Мариуполе. Фото: Евгений Сосновский
Парк Веселка в Мариуполе. Фото: Евгений Сосновский
Парк Веселка в Мариуполе. Фото: Евгений Сосновский
Мариуполь. Июнь , 2021. Фото: Евгений Сосновский
Новый пирс в Мариуполе. Фото: Евгений Сосновский

Но 24 февраля перечеркнуло все планы. Мариуполь снова оказался в эпицентре боевых действий после того , как путин начал так называемую «военную операцию по денацификации и демилитаризации Украины», а фактически объявил Украине и всему цивилизованному миру войну.

До последнего момента я сомневался , что он решится на этот шаг. И в то же время был уверен, что если путин все же перейдет красную линию, то тут же последует жесткий адекватный ответ Европы и США, которые постоянно заявляли о своей поддержке Украины и готовности принять самые решительные меры в случае прямой агрессии россии. Но меры, принятые нашими зарубежными партнерами на первом этапе войны, оказались недостаточными для того, чтобы путин отказался от своей идеи «защиты» людей, которые, по его словам «на протяжении восьми лет подвергаются издевательствам, геноциду со стороны киевского режима».

Тем не менее Украине удалось сдержать первый натиск рашистов , не дать им войти в Киев и Харьков. Получив отпор на этих направлениях, россия сосредоточила свои усилия на юге и востоке Украины, и Мариуполь оказался фактически заблокирован и отрезан от остальной части страны.

Мариуполь. Фото: Евгений Сосновский
Мариуполь. Фото: Евгений Сосновский
Мариуполь. Фото: Евгений Сосновский
Мариуполь. Фото: Евгений Сосновский
Мариуполь. Фото: Евгений Сосновский
Мариуполь. Фото: Евгений Сосновский

2 марта в городе уже не было света и воды. Температура в квартирах опустилась до 5 градусов. Но даже в этой ситуации меня не покидала вера в то , что Мариуполю помогут, снимут блокаду и по центральному проспекту Мира вскоре пройдет парад победы над рашизмом. Верил в это даже после того, когда 3 марта был обстрелян наш жилой район.

Мариуполь. Фото: Евгений Сосновский
Мариуполь. Фото: Евгений Сосновский
Мариуполь. Фото: Евгений Сосновский

В тот вечер мы с женой были дома. Около 17 часов раздался свист пролетающих где-то совсем рядом снарядов и загрохотали взрывы. Раздался звон бьющихся стекол. Мы бросились в коридор , подальше от окон. Было жуткое ощущение, что снаряд может в любое мгновение влететь в наш дом, в квартиру. И ты даже не успеешь осознать, что произошло, — просто исчезнешь и все… Но в тот вечер нам повезло, в наш дом снаряды не попали. Они прилетели в соседний двор и дома в 50-100 метрах от нас.

Как оказалось , это были еще цветочки по сравнению с тем, что ожидало нас совсем скоро. 6 марта в городе отключили газ, и жители домов стали готовить еду на кострах, которые разводили прямо во дворах возле своих подъездов.

Несмотря на все сложности , многие люди были настроены достаточно позитивно. Как и я, они по-прежнему верили, что все это скоро закончится, и закончится хорошо для нас.

Мариуполь. Фото: Евгений Сосновский
Мариуполь. Фото: Евгений Сосновский
Мариуполь. Фото: Евгений Сосновский

8 марта многие мужчины по традиции поздравляли женщин с женским праздником. И даже бойцы ВСУ загрузили целую машину цветов и повезли их женщинам в госпиталь.

А еще 8 марта выпал снег , и у мариупольцев появился дополнительный источник воды. Они собирали снег и растапливали его на огне.

Мариуполь. Фото: Евгений Сосновский
Мариуполь. Фото: Евгений Сосновский
Мариуполь. Фото: Евгений Сосновский
Мариуполь. Фото: Евгений Сосновский

Наш дом находился в Центральном районе , недалеко от «Азовстали». В десяти минутах ходьбы от нас, еще ближе к заводу, жила в своем маленьком доме 90-летняя мама моей жены. В одном дворе с ней жили наши хорошие друзья: супружеская пара нашего возраста и их дочь с двумя детьми. Наша мама уже не могла передвигаться самостоятельно, поэтому каждый день мы ходили к ней, чтобы приготовить еду и помочь по хозяйству.

15 марта мы , как обычно, были у мамы. В то время уже велись постоянные обстрелы территории завода из тяжелой артиллерии и с самолетов. Когда начался очередной обстрел, первые снаряды упали совсем близко от нас, в соседнем огороде. Я бросился в дом, и как только забежал в веранду, в нее влетел снаряд, который разорвался в метре-полутора от меня. Раздался жуткий грохот, а потом — тишина и полная темнота. Меня завалило кирпичами, балками крыши, шифером. В этот миг я подумал, что уже все… Но потом почувствовал, что могу шевелить руками и ногами, и начал разгребать завалившие меня камни.

Дом матери жены после обстрела. Фото: Евгений Сосновский

Когда удалось выбраться из-под завала , я увидел вокруг себя сплошную пелену какого-то желтого тумана с неприятным запахом. Я по-прежнему ничего не слышал, но главное, что был жив. Добрался до дома друзей, где пряталась и моя жена. К счастью, никто из них тогда не пострадал. Сам я отделался контузией. Очевидно, спасло меня то, что, услышав свист снаряда, я (уже инстинктивно) упал на пол, и меня только завалило обломками.

Несколькими днями раньше , 12 марта, рашисты сбросили бомбу на школу № 66, которая находилась в 50 метрах от моего дома, — лучшую и самую современную школу в Мариуполе. Но, очевидно, в их понимании это был «стратегический военный объект», подлежавший уничтожению.

Мариуполь. Фото: Евгений Сосновский

Таким же «стратегическим военным объектом» стало и красивейшее здание драматического театра , которое подверглось бомбовому удару 16 марта. В это время в театре находилось около тысячи человек, рядом работала полевая кухня, из большой цистерны раздавали воду. А перед зданием театра огромными белыми буквами на асфальте было написано слово «ДЕТИ». Но это не остановило того, кто нажал на кнопку сброса бомбы. По информации Associated Press, в театре погибло около 600 человек, но точное число до сих пор неизвестно. Разбор завалов закончился только 20 мая, и оккупанты скрыли данные о реальном числе найденных тел, которые были вывезены за территорию города и захоронены в братских могилах.

Утром 17 марта мы с женой снова собирались идти к маме , но в это время раздался стук в дверь. Я открыл. На пороге стояла дочка тех наших друзей с двумя детьми. Все трое были в пыли и крови. «Нас обстреляли. Мы ранены… Мы прятались в ванной комнате, и снаряд влетел прямо туда… Папа тоже ранен. Он не смог встать и остался там…», — дрожащим голосом сказала она.

Дом семьи друзей после обстрела. На заднем плане — завод «Азовсталь». Фото: Евгений Сосновский

То , что мы увидели, когда сняли намотанные наспех повязки, повергло нас в шок. У женщины был вырван кусок мяса на руке. У мальчика на спине тоже был вырван кусок кожи с мясом, а у девочки — сильно рассечена голова. Мать фактически спасла своих детей, когда под обстрелами привела их к нам домой. Если бы она этого не сделала, могло случиться непоправимое. Она даже не заметила, что у нее на ноге было еще две раны и из одной из них ручьем текла кровь.

Никакой медицинской помощи получить тогда было невозможно. В городе уже шли уличные бои , да и ближайшие больницы были разгромлены. Поэтому нам пришлось самим обработать раны и сделать перевязку. Раненые дети и их мама остались у нас. Первые дни были для них очень тяжелыми. Раны сильно болели. Мама еле передвигалась по комнате с двумя палками, а восьмилетний мальчик старался терпеть боль, как настоящий мужчина, но по ночам все же часто просыпался и плакал.

С каждым днем обстрелы становились все сильнее и сильнее. Но до 20 марта все дома в нашем дворе были почти целыми , хотя в соседних уже падали бомбы, были разрушены дома и гибли люди.

Мариуполь. Фото: Евгений Сосновский
Мариуполь. Фото: Евгений Сосновский
Мариуполь. Фото: Евгений Сосновский
Мариуполь. Фото: Евгений Сосновский
Мариуполь. Фото: Евгений Сосновский

Рано утром 20 марта я вышел во двор и увидел , что все дома вокруг почти полностью сожжены и из некоторых квартир еще вырываются языки пламени. Уцелели только два дома — наш и соседний.

А в 14 часов снова начался обстрел. Мы по-прежнему прятались в коридоре своей квартиры. Она была на первом этаже с восточной стороны дома , а рашисты стреляли с запада, поэтому мы надеялись, что в коридоре будем в относительной безопасности, и не спускались в подвал. Стены дома тряслись от взрывов снарядов. Это было уже совсем не так, как 3 марта. По крикам людей в подъезде мы поняли, что один из снарядов попал в квартиру на четвертом этаже и в ней начался пожар. Кто-то кричал, что надо уходить из дома, кто-то предлагал попробовать потушить пожар. Но в это время в наш подъезд ворвалась группа кадыровцев, которые стали выгонять жильцов из квартир. В грубой форме они потребовали немедленно уйти из дома. Их не остановило и то, что у нас были раненые дети и женщина. Нас просто вытолкнули из квартиры, даже не дав собрать необходимые вещи. Удалось схватить только стоявшие у двери сумку с документами, рюкзак с фотоаппаратом, небольшой чемодан с наспех заброшенными в него вещами и два термоса с водой. Мама детей передвигалась с большим трудом, поэтому мы смогли дойти только до соседнего дома и спустились в подвал, в котором прожили две недели.

Мариуполь. Фото: Евгений Сосновский
Мариуполь. Фото: Евгений Сосновский
Мариуполь. Фото: Евгений Сосновский

Вскоре после того , как мы спустились в подвал, раздался дикий крик. Кричала женщина. У нее была истерика и она повторяла только одну фразу: «Зачем они вышли… Зачем они вышли… Зачем они вышли…» Оказалось, что ее сын, Денис Медведев, выбежал из дома на улицу, чтобы посмотреть, какой этаж горит, и попытаться его потушить. Но тут же был убит снайпером. Прямое попадание в висок. Отец Дениса, Андрей, бросился к сыну и упал рядом с ним, подкошенный следующим выстрелом. Кричавшую женщину звали Анжелика. Она в один миг потеряла сына и мужа.

С ней осталась молодая жена Дениса Лера и ее годовалая дочка Каролина. Они тоже поселились в подвале рядом с нами. У них была квартира в этом доме на восьмом этаже , но находиться там было уже невозможно из-за постоянных обстрелов. А тела погибших пролежали перед домом целую неделю. Потом приехал оранжевый самосвал, наполовину заполненный телами, и представители так называемой днр забросили туда Дениса и Андрея. Это все происходило на глазах Анжелики — я позвал ее, когда увидел, что приехали забирать тела. Ей отдали личные вещи, которые нашли у погибших. У Дениса не снималось кольцо с пальца, и один из днровцев предложил отрезать палец. Анжелика не согласилась, и тогда кто-то принес масло и с его помощью кольцо сняли.

Мариуполь. Фото: Евгений Сосновский

Но все это было уже позже , через неделю. А на следующее утро после того, как мы «переселились» в подвал, я решил пойти в нашу квартиру в надежде, что кадыровцы уже ушли из дома. Нужно было кормить детей, а вся еда оставалась в квартире. С собой у нас было только два термоса с водой. Но как только я завернул за угол, то увидел, что нашего дома больше нет. Остались только черные стены с пустыми глазницами окон.

Перед входом в наш подъезд лежало обгоревшее тело. Узнать человека было уже невозможно — очевидно , это был кто-то из жильцов дома, пытавшийся спастись от пожара. Я зашел в свою квартиру. Ее тоже не было. Остались только голые стены и толстый слой пепла. Все, что было в квартире, сгорело до тла. Я надеялся, что уцелело хотя бы то, что было в подвале — небольшой запас продуктов, мои фотоаппараты, монитор, телевизор и другие ценные вещи. Но подвал тоже выгорел полностью. Огонь был такой сильный, что стоявшие там стеклянные банки с вареньем и соками сплавились друг с другом.

Мариуполь. Фото: Евгений Сосновский

Мы остались без еды. Я вернулся в подвал и сказал жене , что нашего дома больше нет… Потом пошел по подвалу в надежде найти хоть какую-то еду. До нашего прихода в нем жили и другие люди, но когда дом оказался в центре боевых действий, они ушли в более безопасные районы. Мне удалось найти кусочек сливочного масла, оставленный в одном из подвальных помещений, а на улице я насобирал орехов, которые были рассыпаны под разбитым балконом. Это был наш первый завтрак. Ложечка масла и орешек… Ложечка масла и орешек…

Мариуполь. Фото: Евгений Сосновский

Дети были довольны , но этой еды было, конечно же, мало. Я вышел из двора в поисках чего-нибудь съедобного. На углу соседнего дома я снова наткнулся на обгоревшее тело. С одного из балконов этого дома свисала «веревка», связанная из простыней и каких-то тряпок. Наверное, кто-то пытался спуститься по ней, спасаясь от пожара. Надеюсь, ему это удалось…

То , что я увидел, выйдя со двора, повергло меня в шок. Один из центральных проспектов Мариуполя выглядел как декорации к какому-то апокалиптическому фильму. Повсюду валялись обломки домов, какие-то вещи, оборванные провода, снесенные взрывами деревья. В одном из домов был огромный провал с девятого до первого этажа. Мы вряд ли когда-нибудь узнаем, сколько жителей было погребено в Мариуполе под такими завалами.

Посреди проспекта рядом с популярной когда-то пекарней стоял подбитый российский танк. Сама пекарня была разгромлена , но, проходя мимо нее, я заметил на полу возле входа что-то вроде конфет. Залез внутрь. Мне повезло: это действительно были две конфеты. Но когда я направился к выходу, то увидел, что на меня направлено дуло автомата. Прямо передо мной стояла группа кадыровцев, человек пять-шесть. Казалось, еще мгновение — и раздастся выстрел… Последовала команда: «Бегом сюда!». Я подошел. «Что ты здесь делаешь?» Я ответил, что ищу еду, что у меня в подвале двое раненых детей и их мама, которых надо чем-то кормить. Мне приказали раздеться, осмотрели меня — нет ли на мне синяков от бронежилетов, «военных» татуировок. «Чистый», — сказал один из них. Меня отпустили, но предупредили: «Больше здесь не появляйся. У нас приказ — стрелять без предупреждения!»

Мариуполь. Фото: Евгений Сосновский

Я вернулся в подвал с двумя конфетами. Там же в подвале нашел еще полбанки тушенки , оставленной предыдущими «жителями». В тот день у нас был шикарный ужин…

Надо сказать , что дети достаточно стойко переносили все наши сложности. Особенно крепко держался мальчик, несмотря на то, что ему всего восемь лет. Он старался терпеть боль, не плакать. Словом, вел себя как настоящий мужчина. Даже во время перевязок, когда приходилось отдирать присохшие к ране бинты.

Уже на второй день нашей подвальной жизни жильцы дома , увидев, что мы остались без еды, принесли нам целую кастрюлю горячего супа, предложили делать перевязки в одной из квартир на первом этаже, где, в отличие от подвала, было светло, чисто и относительно безопасно, и помогли с медикаментами. Сколько таких замечательных, добрых людей мы встретили за эти два месяца нашего пребывания в Мариуполе, Токмаке, Запорожье, Киеве! Они приходили нам на помощь в самых сложных ситуациях. И фраза «Такие красивые люди», которую я использовал как название своего фотопроекта, в полной мере подходила к каждому из них.

Мы понемногу привыкали к нашей подвальной жизни. Из-за постоянных обстрелов дети почти не выходили на улицу. Но 26 марта мы узнали , что их дедушка, раненный 17 марта, умер. Ранение было очень сильным, и помочь ему в тех условиях было невозможно. На следующий день, когда обстрелы немного уменьшились, мы пошли его хоронить. Мы не ходили по этой улице всего десять дней, и за это время она изменилась до неузнаваемости. Руины, обгоревшие дома, поваленные деревья, дорога, усеянная гильзами разных калибров.

Мариуполь. Фото: Евгений Сосновский
Мариуполь. Фото: Евгений Сосновский

Недалеко от нашего дома на улице Архипа Куинджи находилась одна из исторических достопримечательностей Мариуполя — старинные ворота конца XIX века. Теперь от них остались только развалины и фотография из моей серии «Такой красивый город»… Они пережили даже Вторую мировую войну , когда Мариуполь был оккупирован фашистами. Пережить нашествие российских оккупантов им было не суждено.

Мариуполь. Фото: Евгений Сосновский
Мариуполь. Фото: Евгений Сосновский

Не смог выжить и наш друг. Прощание было недолгим. Похоронили его в огороде возле дома… Жена потеряла мужа. Дочка потеряла отца. Внуки потеряли дедушку. Еще один человек погиб по воле злобного кремлевского карлика. А сколько таких смертей было тогда по всему Мариуполю?! Точную цифру мы не узнаем никогда. Мы не узнаем , сколько тел мариупольцев было вывезено самосвалами и зарыто в ямах, сколько тел мариупольцев осталось лежать под завалами, тела скольких мариупольцев превратились в пепел вместе с их домами и квартирами…

Мариуполь. Фото: Евгений Сосновский
Мариуполь. Фото: Евгений Сосновский

После двух недель жизни в подвале , когда наш район стали обстреливать меньше, мы перешли жить в один из трех полуразрушенных домов, в котором до войны жила та дочка наших знакомых со своей семьей. Они и сейчас находятся там и пытаются выехать на неоккупированную территорию Украины. Но сделать это непросто. Мы убедились в этом сами.

Трижды мы с женой и ее мамой в инвалидной коляске пытались выехать из Мариуполя в Запорожье на эвакуационных автобусах , которые должны были прибыть в указанную для сбора точку. Мы целыми днями стояли в ожидании эвакуации, мокли под дождем, мерзли на холодном ветру. И трижды россия срывала все договоренности и автобусы не приходили. После неудачных попыток выехать из города в эвакуационной колонне мы начали искать частного перевозчика, который согласился бы вывезти нас из Мариуполя. В конце концов нам это удалось, и 30 апреля мы выехали из города в направлении Запорожья через Пологи и Орехов.

Нам пришлось преодолеть большое количество российских и днр-овских блокпостов , на каждом из них у нас проверяли документы, содержимое телефонов, досматривали багаж. И попутно рассказывали о том, что скоро они возьмут Орехов и Запорожье, и что зря мы уехали из Мариуполя — там теперь уже будет спокойно, а здесь начнется то же, что было в Мариуполе.

До Запорожья в тот день нам доехать не удалось. Под Ореховом шли боевые действия , и нас завернули на Токмак, где мы остановились в центре по приему переселенцев. Здесь мы впервые за два месяца увидели светящуюся лампочку и льющуюся из крана воду. Здесь нас накормили и предоставили место для отдыха. Здесь у нас наконец появилась нормальная связь и даже интернет. Здесь работали магазины. И несмотря на то, что Токмак также был уже оккупирован россией, мы оказались совершенно в другом мире, похожем на тот, в котором мы жили до войны. Но это все еще был «русский мир», от которого мы всеми силами старались убежать. Поэтому уже через день мы попытались выехать из Токмака в Запорожье вместе с эвакуационной колонной ООН, которая вывозила людей с завода «Азовсталь» и должна была забрать нас на выезде из города. И снова мы прождали автобусы целый день, снова промокли под дождем, и снова автобусы не пришли. Решив больше не испытывать судьбу, мы договорились с водителем автобуса, который на следующее утро, 3 мая, повез нас и еще три десятка желающих выехать с оккупированной территории в Запорожье.

Снова блокпосты , проверки… Особенно тщательно проверяли молодых ребят. В конце концов нам удалось добраться до последнего блокпоста, к которому в это же время подъехала огромная колонна из 50-60 автобусов, вывозивших людей с «Азовстали». Но только пять первых автобусов были заполнены людьми. Все остальные были совершенно пустыми! Колонну сопровождала машина МЧС Украины. Один из находившихся в ней сотрудников принес в наш автобус воды. Я спросил его, не могут ли они пересадить нас в свои автобусы. Ведь все мы ехали туда же — в Запорожье. Он ответил, что с радостью сделали бы это, но они здесь ничего не решают. Даже несмотря на то, что процесс эвакуации курировался ООН, все решали россияне. А они разрешили брать в автобусы только тех, кто прошел их процедуру фильтрации после вывоза с «Азовстали». Поэтому почти все автобусы и оказались пустыми, хотя на трассе в Бердянске их ждали около двух тысяч человек. Стояли люди и на выезде из Токмака. Так и отправились пустые автобусы ООН в Запорожье.

Ближе к вечеру и нам удалось преодолеть последний блокпост. Когда я увидел впереди высокую металлическую мачту с украинским флагом наверху , то понял, что нам все-таки удалось вырваться из этого ада и мы уже находимся на свободной от рашистов территории Украины. На первом же украинском блокпосте нас встретили приветливые ребята, и вид, и поведение которых резко отличалось от того, что мы видели еще совсем недавно на российских блокпостах. Это был уже по-настоящему совершенно другой мир. Это была свободная Украина — территория, где я впервые за два месяца почувствовал себя свободным человеком. Сложно передать словами те ощущения, которые мы испытывали тогда. Я видел на глазах женщин слезы. Слезы радости. Да и сам, честно говоря, с трудом сдерживал себя.

Да , мы лишились всего, что у нас было. Но остались живы и остались украинцами. Конечно, сложно в 57 лет начинать свою жизнь почти с нуля. Но невыносимо сложно было оставаться там, в оккупированном Мариуполе. В городе, где я прожил все эти 57 лет и которого больше нет.

Я часто спрашиваю себя — за что? За что Мариуполь подвергся такому жестокому «освобождению»? Возможно , за то, что не сдался в 2014 году. Возможно, за то, что, вопреки российской пропаганде, которая твердила о геноциде со стороны киевских властей, город активно развивался и действительно был своеобразным маяком для оккупированных территорий. В пользу этого говорит тот факт, что рашисты методично уничтожали все то, что было создано в Мариуполе за последние годы — красивейшие реконструированные здания, дворцы культуры, школы, театр. Ничто не должно было напоминать о достижениях украинского Мариуполя.

Мариуполь. Фото: Евгений Сосновский

Но , несмотря ни на что, Мариуполь остается украинским городом. Украина обязательно вернется сюда. Город восстановят. Уже сейчас многие европейские страны заявляют о готовности принять активное участие в возрождении Мариуполя. Он станет еще более современным, красивым европейским. Но он уже никогда не будет таким, каким был. Для меня это будет уже другой город. Вернусь ли я когда-нибудь в него? Не знаю. Время покажет. Сейчас у меня там не осталось ничего, кроме могил матери и отца. И моря…

***

Мальчишка , вместе с которым мы прятались в подвале в Мариуполе, впервые в своей жизни увидел смерть, впервые потерял близких ему людей. Сам чудом остался жив. О том, что происходило вокруг него, он написал в своем дневнике. Написал просто, по-детски, с ошибками. Но когда его мама случайно обнаружила эти записи и показала их нам с женой, мы не смогли сдержать слез. Так много всего было в этих коротких, обрывистых фразах и детских рисунках.

Мариуполь. Фото: Евгений Сосновский

«ВОЙНА» — так называется первая глава дневника. «3 ВС [3 апреля , воскресенье]. Я хорошо поспал, проснулся, улыбнулся, встал и почитал до 25 страницы» и тут же оглушительное «Еще у меня умер дедушка 26 [марта]. У меня рана на спине. Выдрана кожа. Сестре ранена голова. Маме выдрано мясо на руке и дырка в ноге…»

Мариуполь. Фото: Евгений Сосновский

Следующая глава называется «ПОДРУГА». «Мне 8 лет , сестре 15 лет, маме 38 лет. Нам надо делать перевязку. Мама первая. Я второй. Третья — сестра. Кстати, у меня появилась подруга Вика. Веселая и она наш сосед. У нее хорошие родители». На следующий день 4 апреля он снова пишет: «Я проснулся , ну как вчера улыбнулся и т.д. Бабуля пошла за водой. Вернулась. Кстати, у меня скоро День рождения»... Мальчик рисует свой День рождения с тортом и гостями и тут же — две собачки и два человека с крыльями. Это ангелы. Те , кого он потерял за эти дни.

Мариуполь. Фото: Евгений Сосновский

«У меня умерло две собаки и бабушка Галя [соседка , с которой мальчик очень дружил] и любимый город Мариуполь за это все время, начиная с 24 ЧТ [24 февраля, четверг]». И снова рисунки — горящий город , упавшие дома, убитые люди, стреляющие по ним солдаты, танки и вертолеты, летящие из автоматов пули. Война. Такая, какой ее увидел ребенок…

А увидеть и пережить ему пришлось многое. Снаряды , пролетающие со свистом прямо над домом, взрывы, разрушенные дома, авиационные налеты с ракетными ударами и бомбардировками завода «Азовсталь», ранение, смерть близких людей, жизнь в темном подвале. Всего этого хватило бы на целую книгу. Но восьмилетний мальчишка смог уместить всю свою историю в несколько коротких строк и рисунков, от которых пробирает мороз по коже.

Мариуполь. Фото: Евгений Сосновский
Мариуполь. Фото: Евгений Сосновский

Этот дневник до сих пор находится у мальчика , в Мариуполе. И мы очень надеемся, что в нем появятся новые страницы, в которых он напишет о том, как встретился с нами здесь — в свободной Украине.

Евгений Сосновский profile picture

Евгений Сосновский

Все тексты автора

Читайте также